Мои узкие глаза приспособлены как раз для такой погоды. Бьющий в лицо, колющий снег не доставляет почти никаких неудобств, за исключением мерзнущих ушей. Мне нравится проваливаться в сугробы, брести с утра вдоль высоченных гор снега и стряхивать его с шарфа и капюшона, заходя в помещение. И что мало людей на улицах, и что за окном даже в Москве все время будто фильм-сказка.
Зачем я это вообще пишу? Просто очень хороший февраль. Вам не по нраву, а мне в самый раз: люблю настоящее - и зиму тоже.
И себе, которая старше на пару лет пишу, что 20 числа были снежны и прекрасны.
После вьюги
После угомонившейся вьюги
Наступает в округе покой.
Я прислушиваюсь на досуге
К голосам детворы за рекой.
Я, наверно, неправ, я ошибся,
Я ослеп, я лишился ума.
Белой женщиной мертвой из гипса,
Наземь падает навзничь зима.
Небо сверху любуется лепкой
Мертвых, крепко придавленных век.
Все в снегу: двор и каждая щепка,
И на дереве каждый побег.
Лед реки, переезд и платформа,
Лес, и рельсы, и насыпь, и ров
Отлились в безупречные формы,
Без неровностей и без углов.
Ночью, сном не успевши забыться,
В просветленьи вскочивши с софы,
Целый мир уложить на странице,
Уместиться в границах строфы.
Как изваяны пни и коряги,
И кусты на речном берегу,
Море крыш возвести на бумаге,
Целый мир, целый город в снегу.
Борис Пастернак
понедельник, 22 февраля 2010 г.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий